Т. Царенко

Похоронен был дважды заживо

  Война для девятнадцатилетнего Ивана Часовских началась в сорок втором, с Тихвина. После окончания автобронетанкового училища он попал в Сормово, на военный завод, где будущие танкисты собирали боевые машины, которые после проверки отправлялись на фронт.

   К одной из таких очередных отправок и подоспел молодой бравый лейтенант - командир танкового взвода. после эшелонов, погрузок, разгрузок, после переходов по бездорожью, по районным шоссе, сильно пострадавшим от бомбежек и артобстрелов, 2-я гвардейская танковая бригада приблизилась к занятому немцами городу Тихвину.

   Словно тени, скользили ночными улицами разведчики, прокладывая на карте путь завтрашнего наступления. Среди разведчиков был лейтенант Часовских; путь танковой атаки он должен был знать досконально.

   Молодости присуще бесстрашие. Иван не боялся ни тогда, когда пробирался молчаливыми улицами оккупированного русского города, ни когда его танк мчался по намеченному маршруту. Справа и слева, взрывая податливую землю гусеницами, не отставали однополчане-танкисты с пригнувшимися к теплой броне машин автоматчиками.

   - Немцев застали врасплох, - вспоминает Часовских. - Выпрыгивали из окопов, драпали, что называется.

   За первый бой лейтенант Иван Часовских был награжден орденом Красного Знамени. Он самый первый и самый дорогой среди его наград.

   На границе Новгородской и Ленинградской областей, в непроходимых болотах, где  в невообразимых далекое мировое время только грибники да ягодники знали тропинки-переходы, вел свою роту старший лейтенант Часовских. Девять боевых машин следовали за командиром. И никто не знал, что вскоре именно в этих болотах, где была окружена и взята немцами в плен армия Власова, - именно здесь будет ранен их молодой командир. ...Вот когда Иван испугался: началась гангрена.

   Его не довезли до Омска, срочно сняли с санитарного эшелона. страх перед увечьем был страшнее страха смерти. В девятнадцать лет остаться без ноги!

   Но его доля, предопределенная кем-то свыше, была иной. ему еще суждено было пройти через плен под Сталинградом чудом спастись, пробираясь по вражеским тылам, пережить радость возвращения к своим...

   Радость была преждевременной. Плен просто так не прощался. Возвратившимся из плена командиром занялись смершевцы. Но и тут судьба вывела его по одной, лишь ей ведомой тропе.

   И снова фронт. Третий Белорусский. 18-я танковая бригада 2-го Котельнинского корпуса, в составе которой воевал Часовских, шла в наступление. Под городом Россияны он снова был тяжело контужен.

   Единственное, что помнит, когда вышел из танка - воздух показался опьяняюще чистым. Не слышал взрыва мины, волна от которого подняла Ивана, как ему показалось , выше деревьев. он лежал бездыханным на земле, когда Часовских нашли санитары и уже собирались положить рядом с убитыми. вдруг один дотошный солдатик, присмотревшийся к бойцу, обрадованно воскликнул6 "Живой он, ребята, живой!"

   Об этом рассказал в госпитале очевидец его "смерти". Тем же взрывом, от которого пострадал Часовских, его напарнику, теперь уже соседу по палате, оторвало кисть руки.

   Два с половиной месяца на госпитальной койке в Вильнюсе с волнением следил танкист за сводками Информбюро. Боялся, что без него закончится война. В канун нового, 1945 года провожал оправившегося от ран и контузий парня госпитальный  медперсонал снова на фронт. С их добрыми пожеланиями попал он под Кенигсберг, где и услышал салют Победы, прогремевший над  многострадальной Родиной и за ее пределами